В углу, среди болот и лесов

Сатирик Михаил Салтыков-Щедрин и проза его помещичьей жизни.

В пантеоне классиков отечественной литературы Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (1826–1889) занял парадоксальное место. Его уважали, но и остерегались в дореволюционный период. При советской власти восхваляли до небес, переиздавали миллионными книжными тиражами, экранизировали и ставили на театральной сцене «антикрепостнические» произведения. Теперь хоть массово и не издают, но продолжают включать в современные школьную и даже вузовскую программы обучения. Читают ли россияне сейчас его произведения? Сложно ответить на этот вопрос. Хорошо хоть, что порой цитируют «забронзовевшего» мастера слова, виртуозно изобличавшего нравы российского бытия второй половины XIX века, от реалий которого мы, в сущности, так далеко и не ушли. Или ушли, но вновь возвращаемся…

Забронзовевший классик

Сегодня мы не будем рассказывать об удивительных пророчествах писателя о будущем России. Не станем припоминать хлёсткие определения сатирика типа такого: «Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства». Мы намеренно не будем пересказывать историю о том, как свету явился псевдоним «Щедрин», как рождались не утратившие и сегодня своей актуальности литературно-психологические портреты градоначальников-самодуров и помещиков. Как в одном человеке уживались мастер слова и маститый чиновник. Как сосланный на целых восемь лет за вольнодумство в Вятку юноша в дальнейшем превратился в сурового рязанского и тверского вице-губернатора, председателя казённых палат в Пензе, Туле и Рязани, как действительный статский советник (что соответствовало армейскому чину генерал-майора) самозабвенно редактировал либерально-демократический журнал «Отечественные записки». Как трагически складывалась его супружеская жизнь. Все эти факты и эпизоды достаточно известны. Наша цель иная – окунуться в атмосферу усадебной жизни чиновника и писателя, предваряя тем самым грядущие потоки публикаций, неизбежно связанных с празднованием 200-летия со дня рождения этого достойного во всех отношениях человека в 2026 году.

С чего начинается память?

Мы отправились в Спас-Угол в том числе и ради того, чтобы всего-то через три-четыре года иметь право сказать: «Да, раньше здесь было всё по-другому». В том, что план восстановления большого усадебного дома Салтыковых, как и многие ему подобные, сгоревшего в горниле послереволюционных «созидательных» событий, будет к 2026 году реализован, сомнений почти нет. Такой опыт в России и конкретно в Подмосковье есть. Яркий пример – усадьба Шахматово, связанная с именем поэта Александра Блока. О ней мы рассказывали в № 6/2020 журнала «Тёмные аллеи». Уже двадцать лет здесь принимает гостей просторный особняк, восстановленный по картинам и фотографиям на остатках фундамента своего предшественника, разграбленного и спалённого «благодарными крестьянами». На месте дома в усадьбе Салтыковых пока стоит символический закладной камень. И мы его, конечно, увидели.

Дорога из Москвы в родовое гнездо сатирика оказалась долгой и витиеватой. К бывшей усадьбе теперь ведёт хорошая асфальтированная трасса, но как же свежи остаются строки из «Пошехонской старины»: «Местность, в которой я родился и в которой протекло моё детство, даже в захолустной пошехонской стороне считалось захолустьем… Совсем где-то в углу, среди болот и лесов». Хотя, может быть, в этом и есть сегодняшняя прелесть отчасти нетронутой природы и не изуродованных коттеджами подмосковных ландшафтов?

О масштабах и облике старинного имения, принадлежавшего Салтыковым с начала XVIII века, мы можем судить по прекрасному макету комплекса утраченных построек в музейной экспозиции и, конечно, по парку. В здешних живописных дебрях в одиночку легко заблудиться, но нынешнее состояние парка имеет своё очарование. Правда, в глазах юного Миши усадьба «как будто самой природой предназначена была для мистерий крепостного права». «А знаете, с какого момента началась моя память? – спрашивал Салтыков своего знакомого, писателя, публициста-народника Сергея Николаевича Кривенко (1847–1906). – Помню, что меня секут, секут как следует, розгою… Было мне тогда, должно быть, года два, не больше…»

Такое воспитание матушка считала весьма полезным. Ольга Михайловна Забелина (1801–1874) была купеческой дочкой и, «согласившись» в 15 лет выйти замуж за потомственного дворянина, коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776–1851), который годился ей в отцы, с одной стороны, изменила свой социальный статус, а с другой – заметно поправила финансовое положение почти разорившегося помещика. Зато, ощутив себя хозяйкой, показала характер «во всей красе». Она скупала крестьян и окрестные земли, давала деньги купцам и помещикам под проценты, нещадно, а говоря современным языком – эффективно эксплуатировала своих крепостных. Её «приобретательские подвиги» принесли свои плоды – за первые тридцать лет своего хозяйствования увеличила владения семьи почти в десять раз, появилась возможность дать детям хорошее образование. Но цена такого счастья была слишком неоднозначной. Михаил Салтыков позднее писал: «В этом царстве испуга, физического страдания нет ни одной подробности, которая бы минула меня, которая в своё время не причинила бы мне боли».

 

Ужасы вековой кабалы

И ещё одно пронзительное воспоминание будущего сатирика: «Я вырос на лоне крепостного права, вскормлен молоком крепостной кормилицы, воспитан крепостными мамками и, наконец, обучен грамоте крепостным грамотеем. Все ужасы этой вековой кабалы я видел в их наготе».

Эти наблюдения длились десять лет, но их хватило на всю оставшуюся жизнь. В январе 1826 года Михаил Салтыков родился в отцовском имении Спас-Угол, вскоре был крещён в сохранившейся до наших дней родовой церкви господ Салтыковых – Преображения Гос­подня, освящённой в 1797 году.

В конце лета 1836 года он уехал поступать в Московский дворянский институт, а два года спустя был переведён, как один из лучших учеников, казённокоштным воспитанником в Царскосельский лицей. Именно там он и сделал свои первые шаги на литературном поприще.

В 1850-е годы, после возвращения из вятской ссылки, Салтыков изредка наведывался в Пошехонье, но гостил у матери в соседнем имении Ермолино, от которого также почти ничего не сохранилось, кроме барского парка, пруда и семейного склепа Салтыковых при церкви в Станках. Там покоятся мать Ольга Михайловна, младший брат писателя Илья Евграфович и дочь Ильи Евграфовича Елена.

Бывал он и в другой приобретённой Ольгой Михайловной усадьбе – в селе Заозерье, находящемся ныне на территории Ярославской области. И от неё ничего до наших дней не дошло. Правда, в 2009 году в честь 125-й годовщины со дня смерти писателя силами местной администрации на месте бывшего господского дома Салтыковых был установлен памятный знак и засажена небольшая липовая аллея. В «Пошехонской старине» Михаил Евграфович так вспоминал об этом имении, изменив, правда, по своему обыкновению его название: «В Заболотье был господский дом, тесный и плохо устроенный… Как ни ухичивала (ухичивать – укреплять, приводить в порядок, утеплять. – А.Н.) его матушка, все старания её остались безуспешными. Летом в нём жить ещё можно было, но зиму, которую мы однажды провели в Заболотье, пришлось очень жутко от холода». Последний раз в здешних краях писатель оказался в 1874 году – на матушкиных похоронах…

 

В подробностях настоящего

Усадьба, где родился классик, находилась сразу при въезде в большое село. В отличие от обычных дворянских «тургеневских» усадеб, облик главного дома не радовал глаза архитектурными изысками. По воспоминаниям Михаила Евграфовича, «господский дом был просторный и тёплый. В нижнем этаже, каменном, помещались мастерские, кладовые и некоторые дворовые семьи. Остальные два этажа занимали господская семья и комнатная прислуга, которой было множество». В 1914 году этот дом так описывал священник Фёдор Ушаков в своей книге «Село Спасское, что на углу (Калязинского уезда) Тверской губернии» (Тверь, 1914): «Последняя комната второго этажа была замечательна тем, что там родился М.Е. Салтыков-Щедрин. Ничего примечательного она из себя не представляла. Стояла там кровать, небольшой столик со стулом для расположения на ночлег кого-нибудь из приезжих гостей. В мезонине складывались вещи, вышедшие из употребления. Вообще дом поражал своею величавостью и богатством, в нём было много высокой ценности картин, мебели и шкафов». Теперь судить об этом доме можно по макету и сохранившимся фотографиям позапрошлого века. Таким его, скорее всего, и воссоздадут к юбилею классика.

 

А пока усадьбу украшают лишь упомянутый храм, памятник писателю – скульптурный бюст (копия работы Леопольда Бернштама), установленный в 1957 году, и оригинальной конструкции современное здание музея М.Е. Салтыкова-Щедрина – филиала Талдомского историко-литературного музея. На его втором этаже развёрнута экспозиция, посвящённая истории усадьбы, родителям классика, его жизненному и литературному пути. Составить же впечатление о хозяйстве, сформировавшемся вокруг усадьбы, можно по сохранившимся архивным свидетельствам. Например, согласно записи в месяцеслове от 4 июня 1830 года, только лишь в оранжерее и «грунтовом сарае» села Спасское насчитывалось более двухсот деревьев «шпанских вишен», более пятидесяти персиковых деревьев, а ещё деревья абрикосовые, грушевые, сливовые, «яблони французские»… В наши дни буквально на глазах на музейной территории начинают создавать новый яблоневый сад.

После смерти отца писателя усадьба Спас-Угол перешла к Дмитрию Евграфовичу Салтыкову, которого сатирик представил публике в образе Иудушки в своём хрестоматийном романе «Господа Головлёвы» (1875–1880). В 1880-е годы ею уже владел его сын В.Д. Салтыков – племянник Михаила Евграфовича. Именно при нём в августе 1887 года вблизи усадьбы опустился стартовавший из Клина воздушный шар, на борту которого находился Д.И. Менделеев, предпринявший этот полёт в научных целях ради наблюдения солнечного затмения. Когда шар совершил аварийную посадку, довольно жёсткую, по рассказу учёного, на месте «…не менее 500 человек было уже в какие-нибудь три-четыре минуты». Люди, не видевшие доселе подобного летательного аппарата, испуганно осматривали «чудище». А хозяин усадьбы встретил «высокого гостя», по словам самого Менделеева, «с доброжелательством вполне русским. Тут отдохнул не только физически, а всей душой». Теперь примерное место приземления шара на окраине усадьбы отмечено большим валуном. В последние годы здесь отмечают тот памятный день на традиционном празднике «Спас в Спасе». О подробностях легендарного полёта учёного-химика читайте в №9/2022 журнала «Чудеса и приключения».

Для полноты картины нужно отметить, что некрополь Салтыковых при Преображенской церкви в селе Спас-Угол сохранился и содержится в самом достойнейшем виде. Возле церковного алтаря были похоронены родственники М.Е. Салтыкова-Щедрина, включая бабушку, дедушку, отца, двух братьев и двух сестёр.

 

На всякого мудреца довольно простоты

Салтыков-Щедрин был в семье седьмым ребёнком и на хорошее наследство от родителей рассчитывать не мог. Однако его положение на государственной службе, в обществе, на литературном поприще, его планы на семейное счастье неизбежно предполагали в ту эпоху владение усадьбой, да ещё и желательно с натуральным хозяйством. Таким имением и стало для него Витенёво на левом берегу подмосковной реки Учи. Родившись в усадьбе, он втайне мечтал и завершить свой земной путь примерно в такой же обстановке.

В эту «подмосковную» усадьбу писателя, расположенную неподалёку от города Мытищи, мы не поехали – смотреть там нечего. От усадьбы давно не осталось и следа, теперь это «классическая» дачная местность с бурной жизнью летом и меланхолическим затишьем зимой. Да и реку Учу, где любил купаться писатель, в этом месте ещё в прошлом веке «поглотил» канал имени Москвы.

Но ради полноты картины помещичьего бытия классика мы решили «побывать» здесь, основываясь на его литературных произведениях и воспоминаниях современников. Дотошный в казённой службе Салтыков-Щедрин был словно околдован. Мыслимое ли это дело – покупать имение зимой, когда толком и не разглядишь своё приобретение?! Это немного позднее, уже оценив «размер бедствия», он с иронией напишет в «Благонамеренных речах» о событиях зимы 1861–1862 годов. Надо отдать должное продавцу – он повёл себя как матёрый риелтор наших дней. А покупателям же недвижимости стоит извлечь урок из печального опыта сатирика. «…Вместо того чтоб «с умом» повести дело, я, по обыкновению, начал спешить, а меня, тоже по обыкновению, начали «объегоривать». С ещё большим сарказмом он живописует историю этой покупки в «Убежище Монрепо»: «Напал на продавца-старичка, который в церкви во время литургии приходил в восторженное состояние – и я поверил этой восторженности… вместо полных сенных сараев оказались искусно выведенные из сена стенки, за которыми скрывалась пустота… Одно вышло справедливо: службы были лёгонькие, то есть совсем ветхие, а речка действительно весёлая: излучистая, сверкающая и вся в зелёных берегах».

Как бы там ни было, но именно в Витенёве, описание которого можно также найти в щедринских очерках «Помещик» и «Мелочи жизни», классик написал «Историю одного города», «Господа ташкентцы», «Благонамеренные речи». Здесь с весны до осени он почти безвыездно жил, редактировал присылаемые из Санкт-Петербурга корректуры журнала «Отечественные записки», писал рецензии на авторские статьи, принимал многочисленных гостей.

В разные годы к нему приезжали Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев, А.М. Унковский, А.Н. Плещеев. Сын последнего, писатель и театральный критик Александр Алексеевич Плещеев (1858–1944), об одной из поездок в Витенёво оставил любопытные воспоминания. Цитируем отрывок из его книги «Что вспомнилось за 50 лет. Театральные воспоминания», изданной в Париже в 1931 году: «Помню… Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, жившего летом в своей усадьбе Витенёво под Москвой… К Щедрину я ездил гостить в Витенёво и как теперь вижу перед собою эту красивую усадьбу со старинным барским домом, возвышающимся над рекой, к которой надо было спускаться по саду. У Щедрина была в деревне колоссальная библиотека, в которой он постоянно занимался…»

В 1875 году Салтыков-Щедрин писал другу Николаю Некрасову из курортной Ниццы, где безуспешно пытался лечиться: «В мае непременно в Россию приеду. Лучше в Витенёве. Ежели умирать, так там». Не доехал. Окончательно и безвыездно осел в Северной столице. Ему было всего немногим за пятьдесят, но дорога из Петербурга в подмосковную усадьбу казалась уже непосильной. «Мне всё-таки сдаётся, что в Витенёво уже по летам я не ездок», – с обречённостью пишет он весной 1877 года литературному критику и мемуаристу Павлу Васильевичу Анненкову (1813–1887). В том же году он продал эту усадьбу и с загородной жизнью распрощался навсегда.

К слову

В очаровательном подмосковном городе Талдоме к 190-летию со дня рождения М.Е. Салтыкова-Щедрина был открыт памятник работы скульптора-монументалиста Дениса Стритовича и архитектора Александра Айрапетова. Писатель представлен сидящим в кресле, в правой руке – лист бумаги с цитатой из «Пошехонской старины»: «Не погрязайте в подробностях настоящего, но воспитывайте в себе идеалы будущего», в левой – карманные часы как символ быстротечности времени. Бронзовое кресло – точная копия настоящего салтыковского кресла из имения Ермолино – теперь оно, прекрасно отреставрированное, демонстрируется в музейной экспозиции в селе Спас-Угол.

Автор: Александр Нефедов

Фото автора