О Данииле Андрееве литературоведы часто говорят, что «это русский Данте», – настолько поразительны его пророческие видения. А метафилософские картины его главной книги «Роза Мира» поднимаются до высот «Божественной комедии».
Взлёты озарений Даниила Андреева, его пророчества о борьбе Добра и Зла, опасности тирании и грядущих испытаниях цивилизации и культуры поражают исследователей своей точностью. Он влиял и влияет на умы людей, несмотря на то что при жизни писателя не было издано ни одной строки из его произведений.
Тяжела ли ноша – быть сыном знаменитого отца? Этот вопрос так или иначе задавали и задают себе дети известных родителей. Во многих случаях авторитет довлеет, не давая раскрыться индивидуальности отпрысков.
Даниил Андреев родился, что называется, с золотой писательской ложкой во рту. Он появился на свет в Берлине 20 октября
(2 ноября) 1905 года. И был вторым ребёнком в семье известнейшего писателя Серебряного века Леонида Николаевича Андреева, находившегося в тот момент в зените популярности, и внучатой племянницы Тараса Шевченко Александры Михайловны Андреевой, урождённой Велигорской.
Но сказать, что Даниилу повезло, нельзя. Он в младенчестве лишился матери. Александра Михайловна скончалась от послеродовой горячки. Позднее сам Даниил Леонидович считал это трагическое событие своеобразным знаком свыше – ему было суждено пройти свой собственный путь.
Новорождённого забрала к себе бабушка Ефросинья Варфоломеевна Велигорская. Жили они в Москве, в семье сестры матери Андреева – Елизаветы Михайловны. Супруг Елизаветы Михайловны был известным врачом. В доме часто бывали деятели искусства – писатели, композиторы, в том числе Александр Скрябин, Фёдор Шаляпин, Иван Бунин, Максим Горький.
Даниил как губка впитывал всё, что говорилось вокруг. Ещё до поступления в гимназию он начал сочинять рассказы «Путешествие насекомых», его бурная фантазия создала особый межпланетный мир, где жили и погибали целые династии.
Ранние откровения
В сентябре 1917 года Даниил поступил в московскую гимназию Е.А. Репман, которую окончил в 1923-м. А через год продолжил учёбу на Высших литературных курсах Моспрофобра Высшего литературно-художественного института им. В.Я. Брюсова. Он много пишет, мистические образы, прорывавшиеся в детстве, всё яснее проступают в его творчестве.
Трансцендентная связь, установившаяся между ним и Вселенной, становится всё прочнее. Сам Даниил Андреев так описывал ранние откровения, явившиеся ему: «Первое событие этого рода, сыгравшее в развитии моего внутреннего мира огромную, во многом даже определяющую роль, произошло в августе 1921 года, когда мне ещё не исполнилось пятнадцати лет. Это случилось в Москве, на исходе дня, когда я, очень полюбивший к тому времени бесцельно бродить по улицам и беспредметно мечтать, остановился у парапета в одном из скверов, окружавших храм Христа Спасителя и приподнятых над набережной. Московские старожилы ещё помнят, какой чудесный вид открывался оттуда на реку. Кремль и Замоскворечье с его десятками колоколен и разноцветных куполов. Был, очевидно, уже седьмой час, и в церквах звонили к вечерне…»
«Небесный Кремль» вдруг возник перед мысленным взором юноши. «Событие это, – продолжал Андреев, – открыло передо мной, или, точнее, надо мной, такой бушующий, ослепляющий, непостижимый мир, охватывавший историческую действительность России в странном единстве с чем-то неизмеримо большим над ней, что много лет я внутренне питался образами и идеями, наплывавшими оттуда в круг сознания».
В Пасху 1928 года в церкви Покрова в Левшине Андреев пришёл к мысли о всемирной истории как о едином мистическом потоке. Однако на этом откровения не закончились. «В феврале 1932 года в период моей кратковременной службы на одном из московских заводов, – писал Андреев, – я захворал и ночью, в жару, приобрёл некоторый опыт, в котором большинство, конечно, не усмотрит ничего, кроме бреда, но для меня – ужасающий по содержанию и безусловный по своей убедительности. Существо, которого касался этот опыт, я обозначил в своих книгах выражением «третий уицраор». Странное, совсем не русское слово не выдумано мною, оно вторглось в сознание тогда же. Очень упрощённо смысл этого исполинского существа, схожего, пожалуй, с чудищами морских глубин, но несравненно превосходящего их размерами, я бы определил как демона великодержавной государственности. Эта ночь оставалась для меня долгое время одним из самых мучительных переживаний, знакомых мне по личному опыту». Андреев называл эти откровения термином «инфрафизические прорывы психики».
Автор: Виктория Дьякова
Фото Shutterstock.com
