Он является и сегодня, как и сто лет назад. Когда и где – не угадать. Отчего именно в это время и в этом месте – неведомо. При встрече его обычно не узнают. Но потом поражаются…
Серафим Саровский является в разных концах света, куда только ни занесёт судьба православную душу
Незримый спаситель
Мы уже довольно долго ходили по цехам и мастерским небольшого, но весьма известного волгодонского завода, изготавливающего всевозможную церковную утварь, и, наконец, вышли смотреть главное – купола. Таких куполов, какие делают в Волгодонске, мало где ещё сыщешь. Недаром приезжают за ними заказчики со всей России, да нередко и из-за рубежа.
Был июль, очень жарко, солнце палило нещадно. Свет, казалось, получил физическую плотность, а отражаясь в золотых куполах, стоящих тут и там на широком дворе, бил со всех сторон. И как ни восхищены мы были этой несказанной блещущей красой, в конце концов сбежали в тенёк. Тут-то, отдыхая от безжалостного полуденного солнца, услышали этот рассказ. Пожилой мастер, показывавший нам свою работу, светло улыбаясь, говорил:
– Было это лет двадцать назад. Работал я совсем в другом месте и был, пожалуй, совсем другим человеком. Спиртным очень уж увлекался… Главное, ведь понимал, что плохо это, а ничего с собой поделать не мог. И вот как-то таким же летним жарким днём шёл по улице, с похмелья был с сильного… и почувствовал, что сердце останавливается. Перебои, боль страшная. Ну всё, думаю, допился. Кругом ни лавочки, ни деревца, чтоб в теньке как-то отсидеться. И не столько мне смерти страшно стало, как семью свою жалко. Дочка ещё школу не окончила, сыну в институт поступать. Кто им поможет? Присел я прямо на бордюр, едва сознание не теряю. А вокруг ни души. Вдруг тень на меня упала, смотрю, старик какой-то надо мной склонился, смотрит на меня внимательно. Потом подхватил под мышки, помог подняться и повёл. И мне что-то вдруг всё рассказать ему захотелось, ну и про пьянство своё, и про семью. Вот идём, я что-то бормочу ему, а он только молча кивает и направляет меня, куда идти. Сердце стучит, рвётся, но уж не так больно. Так до «скорой» и дошли. Завёл он меня в приёмный покой, посадил на скамеечку и сказал: «Пить-то ты больше не будешь, радость моя». И отошёл в сторонку. Тут я, кажется, сознание потерял.
Очнулся в палате. Вечер уже был, рядом доктор. Я ему говорю: «Не спросили, как старика зовут, что меня привёл, как его найти?» А доктор отвечает: «Какой старик? Не было никакого старика. Сам ты пришёл, один. Мы всё удивлялись, как это ты сумел? При таких-то болях человек замертво падает. Повезло тебе – свечку не забудь поставить, когда выпишешься».
Свечку-то я поставил, конечно. И старика нашёл – там же, в храме, на иконе Серафима Саровского… Я раньше и не знал даже, что такой святой есть… да много чего не знал. Потом на этот вот завод устроился.
– Не пьёте? – не удержавшись, спросил я его на прощание.
– Не пью, – просто ответил он…
Изгнание охальников из храма
Маленький женский Костомаровский монастырь в Белогорье на юге Воронежской области нужно видеть. Как бы ты ни описывал его аккуратные разноцветные главки, посаженные прямо на меловые скалы-останцы, его прохладные белоснежные крипты, окрестные холмы и ковыли с редкими акациями и бегущим неподалёку Доном, всё равно не передашь ни красоты, ни беспредельного покоя, ни благостности этого места.
В храм Серафима Саровского, спрятанный в толще меловой горы, вела нас совсем молоденькая монахиня Нектария. В пещере было довольно холодно, пар от дыхания вился белёсым облачком, а голосок монахини звучал высоко и полно и гулким угасающим эхом искал по галереям и кельям выхода из подземелья.
– Бригада-то была из неверующих, им что храм, что не храм. Придут с утра, начнут работать и давай материться! Матушка настоятельница их совестила, а они только смеются. Перестанут ненадолго, а как она уйдёт, снова мат через слово.
Александр Ломтев
