Тихий провинциальный город, на гербе которого изображён мальчик с ножом в руке, полон тайн. И людей небывалых талантов
Древний Углич на высоком берегу Волги основал родственник святой княгини Ольги Ян Пскович. Здесь боролись за власть князья Юрий Долгорукий и киевский Изяслав. Сюда сослали, предварительно ослепив, великого князя Василия II.
Угличские князья с удивительным постоянством умирали через несколько лет после прихода к власти, не оставляя наследников, внезапно наглухо исчезали со страниц летописей, сходили с ума, их родственников насильно постригали в монахи, ослепляли, а то и просто топили. Так, княживший в Угличе брат Ивана Грозного Юрий сошёл с ума, его единственный сын не прожил и года, жену отправили в Воскресенский Горицкий монастырь, а вскоре тайно утопили в ярославской Шексне.
В Угличе погиб сын Грозного царевич Дмитрий. Позже это стало поводом для явления двух Лжедмитриев и многолетней Смуты.
И наконец, уже в середине XX века в подвале Воскресенского монастыря обнаружили нетленные мощи монаха Симеона, о котором не сохранилось абсолютно никаких сведений…
К счастью, Углич прославился не одними тайнами и страстями. Английский дипломат Д. Флетчер, в 1588–1589 годах побывавший в России, сообщал: «Лучшие рысьи, беличьи и горностаевые меха идут из Галича и Углича». А в XIX веке славу города поддержали знаменитые колбасы.
В наши дни докторская или любительская колбаса – закуска простецкая, а в старые времена это был деликатес сложнейшей рецептуры (кулинары прошлого не скупились на лучшие марки коньяка, мадеры, на орехи и дорогие индийские специи) с длительным процессом приготовления и временем выдержки. Колбаса в мясном деле всё равно что коньяк в виноделии – вечный и весьма дорогой дефицит.
Первые письменные упоминания о колбасе в китайских, вавилонских и греческих источниках относятся примерно к 500 году до н.э. Упоминал её и Гомер в «Одиссее», а Эпихарм написал комедию «Колбаса». Кстати, есть даже сведения, что римляне пускали на колбасу мясо дельфинов.
Точных данных о происхождении самого названия нет, однако считается, что слово заимствовано из латинского «колба» (круглый) или из польского «киелбасар» (мясо, мясное кушанье). Некоторые историки уверяют, что слово тюркское: турецкое «kulbasty» означает «поджаренное на сковороде мясо». Есть версия, что «кълбаса» имеет славянский корень и родствен ей «колобок», а ещё – что слово произошло от еврейского «коль басар», то есть «всё мясо».
Обычно утверждают, будто колбасу завезли к нам немцы, однако берестяная грамота, найденная в Великом Новгороде, свидетельствует, что в ХII веке это был уже привычный здесь продукт
Грамота №842 содержит такой текст: «От дьяка и от Ильки. Вот мы (двое) послали 16 лукон (очевидно, мёда), а масла три горшка. А в среду две свиньи, два хребта (видимо, хребтовая часть туши), да три зайца и тетеревов и колбасу, да два коня, причём здоровых». Древнерусскими «пращурами» нынешних колбас были свиные кишки, фаршированные мелко рубленным мясом, гречкой, мукой и яйцами. После XII века сведения о колбасе на долгие века пропадают из русскоязычных письменных источников. В знаменитом «Домострое» XVI века она упоминается, но мельком, в числе многих прочих продуктов.
В годы правления Петра Великого поселенцы из Германии открыли в России колбасные мастерские. В качестве учеников к ним попали уроженцы Углича. Набравшись опыта, они начинали собственное дело.
Именно колбасное производство породило слово «ерунда». Русские подмастерья спрашивали немцев-хозяев, куда девать сухожилия и прочие отходы от туш. «Hier und da» (туда и сюда), – объясняли немцы, то есть часть на выброс, а часть вали в колбасу – всё съедят…
Угличане довольно быстро превзошли немцев и по умению составлять сложные рецепты, и по организации технологического процесса, что, учитывая приверженность немцев к порядку, просто поразительно. Русская продукция была ароматнее немецкой и храниться могла до двух лет, не портясь. Очевидно, наш народ если и подзабыл древние рецепты, то быстро их вспомнил. Даже в отдалённых деревеньках к праздникам непременно закладывали в печную трубу гроздь сочных мясных колец. Причём именно колбаса домашнего приготовления и попадала в основном на стол жителей Российской империи. Фабричное производство было развито слабо: в год выпускали лишь около 200 тысяч тонн колбас, выходило примерно по килограмму на душу населения.
Сорт «Углицкая копчёная» стал серьёзным региональным «брендом» в XVIII–XIX веках. Его создателем считается некто Русинов. А вот с общероссийским производством дело очень долго не ладилось. Нужен был человек с талантом организатора. И он явился.
От Кадашей и Лондона с Парижем…
В 1845 году в деревне Ратманово Улейминской волости близ Углича, в крестьянской семье Григорьевых родился сын Николай. У Григория Васильевича и Евдокии Осиповны кроме него, первенца, появятся две дочери и ещё один сын. Жители местности, в которой находилась деревня Ратманово, относились к категории не барских, а экономических крестьян, поэтому обладали относительной личной свободой. Коля Григорьев в девять лет был отдан отцом в подмастерья к угличскому колбаснику.
Шести лет оказалось достаточно, чтобы крестьянский парнишка не только обучился ремеслу, но и всерьёз задумался о собственном деле, да не где-нибудь, а в Первопрестольной! Торгуя поначалу в Охотном ряду пирожками с лотка, затем служа в лавке, он сколотил небольшой стартовый капиталец и наладил скромное колбасное производство. И ведь не оканчивал никаких коммерческих училищ!
Через пять-шесть лет Николай женился на землячке, Анне Петровой, дочери своего бывшего хозяина, стал отцом двух сыновей и двух дочек. Ещё через несколько лет у Григорьева уже свой завод в Замоскворечье, купленный с торгов у купца-банкрота Волнухина. Угличанин повёл дело широко, закупив в Европе оборудование – локомобиль, паровые мясорубки и динамо-машины для электрического освещения цехов, холодильник на 10 тысяч пудов мяса.
На участке в Кадашах было построено и реконструировано 16 каменных зданий. Они образовали «Фабрику колбасно-гастрономических изделий Н.Г. Григорьева» площадью в 864 квадратные сажени. По рельсам, проложенным по периметру внутреннего двора фабрики, бегали вагонетки, связывая между собой корпуса. В год вырабатывали до 100 тысяч пудов колбасы на любой вкус: 11 сортов плюс 200 тысяч штук свиных окороков. Ассортимент мясных изделий небывалый для тех времён. Ветчина копчёная, варёная, рулетная, сосиски венские, варёные, русские, фаршированные гуси, утки, индейки, каплуны, куры-пулярки, фаршированные и копчёные языки… Всё это поставлялось в шесть больших фирменных магазинов на улицах Пятницкой и Большой Бутырской, на Страстной и Лубянской площадях, в Охотном ряду и во 2-м Кадашёвском переулке при фабрике, во множество московских лавок. Расходилось по всей России, добиралось до Лондона, Парижа, Берлина, Вены.
Своему младшему брату Григорьев помог стать предпринимателем, и тоже по колбасному делу: тот основал небольшую фабрику на 45 рабочих на Большой Андронниковской улице.
О качестве продукции фабрики Н.Г. Григорьева, купца 2-й гильдии, бывшего ярославского мужика, свидетельствовали многочисленные золотые медали отечественных и международных выставок, Почётный крест и государственный герб на здании – подтверждение звания поставщика высочайшего двора.
Сыновья – Константин и Михаил – пошли в отца. Недаром он переименовал дело в «Торговый дом Н.Г. Григорьева с сыновьями». В 1910-м за заслуги перед общественностью города и за оказание помощи голодающим России и они вслед за отцом получили потомственное почётное гражданство и свидетельство купцов 2-й гильдии.
В 1911 году на их предприятии трудились 100 служащих и 200 рабочих, в основном земляки из Ратманова и окрестностей. В специально купленных домах рядом с фабрикой устраивались общежития для семейных, в жилом корпусе на самой территории были оборудованы спальни на 80 мест, работали медпункт, прачечная и столовая. Ну а хозяин с семьёй занимал красивый особняк XVIII века на Якиманке, во 2-м Кадашёвском переулке, реконструированный в 1885 году архитектором Л.Б. Шапошниковым. В Петровско-Разумовском, в Соломенной Сторожке, у Григорьевых было загородное имение с конным заводом, теплицами и большим фруктовым садом. Летом там собиралась вся большая семья – перед войной у купца уже было 9 внуков и 6 внучек!
Николай Григорьевич относился к богатству своему как к дару Божьему, посланному в помощь людям. Потому и одаривал бедных невест из своего села приданым, на праздники отправлял обоз с подарками для односельчан
Он построил храмы в родном Ратманове и неподалёку от своего имения в Петровско-Разумовском, на территории современной Тимирязевской академии. В его приходском храме Воскресения в Кадашах отремонтировали лестницы на паперти, выстлали пол чугунными плитами, приобрели ценную утварь. В годы Первой мировой войны в доме Григорьева был открыт лазарет для раненых.
В Ратманове на его деньги построили больницу и фельдшерский пункт, который в 1914 году обслуживал территорию в 132 квадратные версты (6170 человек). Начинали строить мощёную дорогу от Ратманова до села Сергиевского, где был выстроен ещё один храм, Святителя Николая, – в память освобождения крестьян от крепостного права. На одно его украшение ушло 100 тысяч рублей. И тут вдруг – «весь мир насилья мы разрушим…»
В 1918-м фабрику национализировали. В Гражданскую войну производство полностью остановилось. Во время объявленного Лениным нэпа новые власти пригласили возглавить фабрику старшего сына Николая Григорьевича – Константина. Но как только он наладил производство, отстранили от управления и сослали в Александров. Фабрика захирела вновь и уже не возродилась.
Репрессировали и остальных детей. С горя заболела и умерла жена Николая Григорьевича. Сам он вернулся в Углич, но в большом деревенском доме, где прошло его детство, жили уже новые хозяева. Бывший купец поселился в заброшенной бане на окраине села Деревеньки, между Ратмановом и Сергиевским.
Крестьяне, помнившие щедрые благодеяния земляка, носили ему в баню еду, но местные комсомольцы поставили возле неё пост и отбирали все приношения. Григорьев был вынужден ходить по деревням и просить подаяния Христа ради. Дочь его бывшего приказчика вспоминала через много лет: «Приходил к нам старичок, худой, оборванный, босой, и просил покушать…»
Николай Григорьевич Григорьев умер от истощения осенью 1923 года. Его нашли охотники на опушке леса недалеко от деревни Ратманово. Случайно проходили мимо… Крестьяне, рискуя, тайно похоронили его у стены храма Николая Чудотворца в Сергиевском.
За год до этого храм был превращён в склад. В 1960-е годы понадобились кирпичи для сельсовета. Взорвали стены боковых приделов. Но старая кладка оказалась такой прочной, что образовавшиеся после взрыва большие глыбы кирпичей были непригодны для строительства. Тогда стали вынимать кирпичи из столбов свода. Полностью сняли плитку, украшавшую пол. От здания остался только центральный купол. А через несколько лет к белокаменным руинам вплотную подступил лес…
Стараниями архимандрита Виктора, с благословения архиепископа ярославского Михея, Николай Григорьевич причислен к новомученикам российским, местнопочитаемым святым, его лик запечатлён на иконе
Храм восстановили. В 2004 году он был освящён. А москвичи в 2010 году сумели отстоять от сноса здание знаменитой колбасной фабрики в Кадашах.
Появятся ли когда-нибудь в современной России такие Григорьевы?..
Антон Васильев