Этнографы ещё в конце XIX века предрекали коми-пермякам неминуемое исчезновение языка, угасание и полное обрусение народа. Как бы не так!
Мирный и неторопливый образ жизни пермяков – следствие нетронутости природных установлений, в гармонии с которыми живут здесь разные народы. Время тут заторможено и закольцовано, в один и тот же момент совершаются древние языческие ритуалы и обмен цифровыми снимками этих обрядов в социальных сетях, а рингтоны мобильников воспроизводят песенный фольклор.
Коми-пермяки могут от чистого сердца креститься в церкви и при этом почитать верховного бога Ена и верить в существование родной пермяцкой нежити.
На дворе XXI век, а молодожёнам по-прежнему дарят семейную реликвию – стол, сделанный из старинной иконы громадных размеров.
Библиотекарша в норковой шапке признаётся, что от бабушки ей передался талант знахарки: детей и внуков к врачам не водит. Настаивает, что знахарка и колдунья – далеко не одно и то же. В чём разница? Да в мелких предметах обихода. В травах.
– А колдовские наговоры?
– Может, кто-то этим и занимается, кто в это верит. Есть даже слова особенные. Если скотину держишь, без этого не обойтись. В рождественские дни наговоры очень помогают, чтоб и урожай был, и приплод обильный.
Дочки и внучки травниц становятся фельдшерицами, совмещая учёность со знахарством. С удовольствием толкуют про целебные секреты здешней флоры. Вытащив картонную коробку изпод импортной микроволновки, перекладывают пучки сушёных трав, гремят связками кореньев:
– Вот сабельник – от суставов; мать-и-мачеха – отхаркивающее; чёрная трава, не знаю, как она по-научному, но бабушка говорила: от нервных припадков. В ведро её клали, поджигали, накрывались чем-нибудь и дышали дымом. Синюха заменяет но-шпу. – И, понизив голос, знахарка добавляет как бы между прочим: – Есть много способов вылечиться и без трав. Другими способами, может, и лучше.
Но когда просишь поделиться наговорами, сразу собирает свои целебные пучки и – молчок.
О чёчкоме ни гу-гу
В далёкое село Пармайлово едут и едут по ухабам корреспонденты, иностранцы и художники. Недавно двое негров заявились. Весёлые: похватали местных баб и устроили танцы прямо на дороге. Геннадий Фёдорович Утробин впервые арапов живьём увидал. До того созданный им музей пермяцких чудов посещали только поляки, французы и прочие европейцы.
Дядя Гена седьмой десяток разменял, а деревянных идолов режет ещё смолоду. В совхозе работал трактористом, только вечером дома брался за инструмент и за тридцать лет настрогал целый бестиарий чудов: кузь кыв – «длинный язык», заставляющий сквернословить, уна юра диво – «многоголовое диво», сюра пеля – чудище с рогами и развесистыми ушами. Одних по рассказам стариков ваял, о других прочёл в фольклорных книгах, а вэр дядь однажды ему самому повстречался.
– Есть лешие, есть! – утверждает Утробин. – Только у них гипноз сильный, поэтому их толком и не увидишь…
Как-то члены Кудымкарского велоклуба решили встретить день зимнего солнцестояния на Курегкаре – Птичьем городище. Приехали, любуются ледяным звёздным небом. Тут одному и показался чёчком – порождение злого бога Куля. Ох и зря, наверное, этот велосипедист всем про чёчкома растрезвонил! Чёчком ведь не просто попугать показывается, а предупреждает о зловещем событии. Если не рассказывать никому, что встретил его, то можно обмануть судьбу, и напасть тебя минует. Впрочем, если встретишь не чёчкома, а чёчкоморта – беда неминуема.
Нечисть без зрачков
В древнем селе Большая Коча, которое вписцовой книге упоминается уже в 1579 году, до революции стояли две большие церкви, да ещё одна часовня, да ещё женский монастырь. Издревле село считалось оплотом язычества, вот и старались епархиальные власти.
Нельзя сказать, что пермяки в церковь стали только для виду ходить. Но в них и поныне православная вера уживается с суевериями предков, с пятого века живших на окрестных городищах Курегкар, Ошкар и Быльдэгмыс.
Нет уже в Большой Коче прежних богатых церквей. Герасимо-Питиримо-Иоанновская (названная в честь первых епископов-просветителей) оставила о себе память только храмовыми деревянными скульптурами, что хранятся теперь в Пермской художественной галерее. О снесённом большевиками монастыре напоминает лишь парк с вековыми соснами.
Но кочинцы хранят и более древние обряды, однако при служении своим чудам не забывают перекреститься и добавить «аминь». Сколь ни образован пермяк, а обычаи соблюдает. Идёшь в лес за грибами или ягодами, скажи вслух: «Не для продажи беру, а для прокормления семьи!» Пусть даже именно на продажу и собираешь, но главное – успокоить вэркуля, пермяцкого лесовика, хранителя тайги.
Вячеслав Запольских