Этот молодой военный, в николаевской форме, с саблей через плечо, с тонкими усиками, выпуклым лбом и горькой складкой между бровями, был одной из самых феноменальных поэтических натур. Исключительная особенность Лермонтова состояла в том, что в нём соединялось глубокое понимание жизни с явным тяготением к сверхчувственному миру. Нет другого поэта, который бы так явно считал Небо – своей родиной и Землю – своим изгнанием. Это был человек сильный, странный, решительный, с умом ясным и острым, смотревший на окружающую его действительность с ядом иронии. Прирождённая потребность в признании иного мира проливает на всю его поэзию обаяние чудной, Божественной, тайны.

Даже исчезая после смерти в природных стихиях («Пусть отдадут меня стихиям!.. И душа моя с душой Вселенной сольётся, как эфир с эфиром; сольётся и развеется над миром»), Лермонтов отделяет свою бессмертную душу от праха. Здешняя земная жизнь – не для него. Он презирает её, тяготится ею; его душевные силы не по плечу толпе, жаждущей острых ощущений и бездумного веселья. На всё, доступное обычному человеку, он взирает как бы сверху, очами вечности, с которой расстался на время, но непрестанно и безутешно по ней тоскует. «И звуков небес заменить не могли ей случайные песни земли», – пишет он о душе, которой всегда «и скучно, и грустно». Вот почему и в небесах он видел Бога и благодарил Его за «жар души, растраченный в пустыне». Без осознания данной ему вечности души Вселенная была бы для него лишь «комом грязи». Наконец, в одном из последних стихов поэт с верой восклицает:

– Но я без страха жду довременный конец,

Давно пора мне мир увидеть новый…

А пока, непонятый и разочарованный, вопрошает:

– Придёт ли вестник избавленья

Открыть мне жизни назначенье,

Цель упований и страстей...

Обыденность жизни не для Лермонтова. Он наяву мечтал и грезил:

Люблю я с колокольни иль с горы,

Когда земля молчит и небо чисто,

Теряться взорами средь цепи звёзд огнистой,

И мнится, что меж ними и землёй

Есть путь, давно измеренный душой,

И мнится, будто на главу поэта

Стремятся вместе все лучи их света.

Лермонтову было доступно «следить полёт ангела», в тихую ночь чувствовать, как «пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит». Он ощущал и осознавал трагедию векового разлада человека с природой…

Лермонтов погиб, а риторический вопрос Печорина (альтер эго поэта): «Зачем я жил, для какой цели родился?.. А, верно, она существует, и, верно, было мне предназначение высокое, потому что я чувствую в своей душе силы необъятные…», остался без ответа. Однако мы, потомки, с течением лет с полной уверенностью можем сказать: Лермонтов – один из величайших мировых поэтов. Его земное предназначенье в том и состоит – быть поэтом. В нём, как ни в ком другом, жили два человека – смертный и бессмертный, что и обусловило драматизм его поэтического взгляда и трагичность судьбы.

С. Андреевский «Воспоминания», 1889

Похожие статьи: