Джон Уильям Полидори (1795–1821), английский писатель и врач итальянского происхождения, считается одним из родоначальников жанра «страшного рассказа».

Он закончил Эдинбургский университет, где, написав диссертацию по лунатизму, получил учёную степень доктора медицины. С 1816 года был личным врачом лорда Байрона, которому и принадлежит идея создания подобных сочинений. Полидори безвременно скончался в возрасте 25 лет. Вероятнее всего, он покончил с собой, приняв яд.

Перевод Петра Киреевского – не единственный, но всё же именно он позволяет ощутить в этом рассказе и привкус, и даже флёр давних времён.

Новелла Полидори легла в основу одноимённой романтической оперы немецкого композитора Генриха Маршнера. «Вампир» повлиял на создание вагнеровской оперы «Летучий голландец».

 

Среди рассеяний света, обыкновенно сопровождающих лондонскую зиму, между различными партиями законодателей тона появился незнакомец, более выделявшийся необыкновенными качествами, нежели высоким положением.

Он равнодушно взирал на веселье, его окружавшее. По-видимому, его внимание привлекал лишь звонкий смех красавиц, мгновенно умолкавший от одного его взгляда, когда внезапный страх наполнял сердца, до того предававшиеся беспечной радости.

Никто не мог объяснить причины этого таинственного чувства; некоторые приписывали его неподвижным серым глазам незнакомца, которые он устремлял на лицо особы, перед ним находившейся; казалось, их взгляд не проходил в глубину, не проникал во внутренность сердца одним быстрым движением, но бросал какой-то свинцовый луч, тяготевший на поверхности, не имея силы проникнуть далее.

Причудливость характера открыла ему доступ во все дома; жаждущие сильных впечатлений львы света были рады видеть перед собою предмет, способный привлечь их внимание.

Несмотря на мертвенную бледность его лица, черты которого были прекрасны, многие из красавиц старались привлечь его внимание и приобрести хотя бы нечто, похожее на привязанность. Но так осторожен был его разговор с добродетельной женой или невинной девушкой, что не многие знали, говорил ли он когда-нибудь с женщинами наедине.

Он славился искусством поддержать беседу, и было ли красноречие сильнее, нежели страх, производимый его странным характером, или видимая его неприязнь к пороку подкупала всех – его так же часто замечали в обществе женщин, по семейным добродетелям составляющих украшение своего пола, как и между теми, которые бесчестят оный своими пороками.

Примерно в то же время в Лондон приехал молодой человек по имени Обрий. Родителей он потерял ещё во младенчестве и с единственной сестрой остался наследником большого состояния. Предоставленный самому себе своими опекунами, он более развивал своё воображение, нежели разум. Таким образом он приобрёл высокие и романтические понятия о чести и честности – чувства, от которых ежедневно погибает так много молодых людей. Он верил, что каждый изначально исполнен добродетели, и думал, что порок брошен Провидением на землю единственно для живописной разительности сцены, как то бывает в романах. Он считал, что бедное убранство хижин и убогое платье их обитателей созданы для того только, чтобы своими неправильными складками и разноцветными заплатами быть более привлекательными для глаз живописца.

Он был хорош собой, прямодушен, богат. Привыкнув к мечтаниям уединённых часов, он был поражён, когда увидел, что в действительной жизни нет ничего похожего на приятно разнообразные картины и описания, встречаемые в романах. Он уже был готов отказаться от своих снов, когда повстречал необыкновенное существо, нами выше описанное.

Он познакомился с ним, выказывал к нему внимание и скоро добился того, что лорд Ротвен начал замечать его присутствие. Постепенно он узнал, что дела лорда запутаны и, судя по приготовлениям, он готовится к путешествию. Желая понять характер человека, который до сих пор только раздражал его любопытство, Обрий намекнул своим опекунам, что ему пришло время путешествовать.

Путешествия долго считались необходимыми для того, чтобы молодые люди могли сделать несколько быстрых шагов на поприще порока и тем приблизиться к старшим; им было непозволительно выглядеть как бы упавшими с неба, когда дело касалось соблазнительных интриг, о которых говорили с насмешливостью или похвалою – в зависимости от степени искусства, употреблённого в исполнении. Опекуны согласились; Обрий немедленно сообщил о своих намерениях лорду Ротвену и удивился, когда тот предложил ехать вместе.

По прошествии нескольких дней они уже были на континенте. Спутник Обрия не знал пределов своей щедрости; тунеядцы, бродяги и нищие получали он него значительно больше того, что было необходимо для облегчения их тяжёлой участи. Но все те, кому помогал лорд, либо оканчивали жизнь на плахе, либо падали на низшую ступень нищеты и презрения.

Во время путешествия, проезжая мимо разнообразных и диких красот природы, лорд Ротвен оставался неизменно безучастным.

Вскоре они прибыли в Рим, и Обрий на некоторое время потерял из виду своего товарища.

В один день из Англии пришли письма. Опекуны убеждали его немедленно оставить своего друга, утверждая, что тот погряз до низшей степени порока и что неодолимая сила обольщения делает Ротвена тем опаснее для общества.

Оставив Рим, Обрий захотел посмотреть Грецию и, переехав полуостров, вскоре прибыл в Афины. Там он остановился у одного грека.

Под одной крышей с ним находилось прелестное создание. Легкие шаги Ианфы часто сопровождали Обрия в разысканиях древностей; а жадные взоры Обрия следовали за ней. Она рассказывала ему сверхъестественные предания, которые слышала от своей нянюшки. Часто, когда она повторяла предание о вампире, который каждый год был вынужден питаться жизнью прекрасной женщины для того, чтобы продлить свое существование на остальные месяцы, кровь Обрия холодела. Его ужас увеличивался, когда он слышал достаточно точное описание лорда Ротвена.

Однажды Обрий решил отправиться на поиски древностей. Все в один голос просили его не возвращаться ночью, потому что ему придётся проезжать через одну рощу, в которой ни один грек не согласится остаться после захода солнца.

Но разыскания так увлекли его, что он не заметил скорого наступления ночи. Буря заревела над его головой. Лошадь стремительно понесла всадника по густому лесу.

Наконец она остановилась, и при блеске молний Обрий заметил хижину. При его приближении гром на минуту стих, и он услышал ужасный женский крик, заглушаемый глухим адским хохотом – Обрий, собрав силы, выломал дверь хижины.

Густой мрак окружал его. В темноте он наткнулся на кого-то и схватил его; чей-то голос вскричал: «Опять попался!» – и снова раздался громкий хохот. Обрий был поднят в воздух и с ужасной силой брошен на землю. Противник бросился на него, придавил коленом грудь и протянул руки к горлу…

Свет нескольких факелов блеснул сквозь щель хижины. Оставив добычу, противник Обрия вскочил, бросился к двери, и через минуту уже не было слышно шума ветвей, которые он раздвигал в своем беге. Буря утихла, и люди, проходившие близ хижины, скоро различили стон Обрия, лежавшего неподвижно.

Они вошли; свет факелов упал на грязные стены и неопрятный соломенный потолок. По просьбе Обрия крестьяне пошли найти ту, которая привлекла его своим криком. Но каков же был его ужас, когда пришельцы внесли бездыханный труп – и он узнал небесные черты своей Ианфы! На груди и шее её виднелась кровь, а на горле выделялись следы зубов, разрезавших вену.

Мысли его смешались; мозг замер в оцепенении, казалось, избегая сознания и отыскивая спокойствие в удалении всех мыслей.

Вскоре они встретились с остальными селянами, отправившимися на поиски Ианфы, о которой сильно беспокоились её родители. Их невесёлые возгласы по мере приближения к городу предупредили родителей об ужасном происшествии – описать их отчаяние невозможно, но, узнав причину смерти Ианфы, они укоризненно глядели на Обрия и указывали на труп. Горе их было безутешно, и скоро они упокоились в могиле.

Обрия уложили в постель; у него был сильный жар, и он бредил; в бреду он произносил имена лорда Ротвена и Ианфы и по какому-то безотчетному соединению мыслей, казалось, просил у своего бывшего товарища пощады для любимого существа. Иногда он проклинал его, называя убийцей Ианфы.

По случайности в то время лорд Ротвен находился в Афинах. И каковы бы ни были причины, двигавшие им, лорд, узнав о состоянии Обрия, немедленно переехал к нему в дом и стал ухаживать за больным.

Придя в сознание, Обрий содрогнулся от ужаса при виде того, чей образ теперь соединялся для него с образом вампира, но лорд Ротвен ласковыми словами, а более всего вниманием и заботой, оказываемыми выздоравливающему, скоро помирил его с собою.

Казалось, лорд совершенно переменился; он уже не походил на то бесчувственное существо, которое так удивляло Обрия, но как только он начал быстро поправляться, с лордом произошла обратная перемена, и вскоре Обрий наблюдал его прежнего.

Но иногда он с удивлением замечал внимательный взгляд лорда и видел на его губах улыбку злобного удовольствия…

Журнал The New Monthly Magazine, 1819 г.

Перевод Петра Киреевского, 1828 г.

Сокращения сделаны редакцией

Фото © Shutterstock.com