Тэффи. Вне времени

Мелькнуло в газетах странное известие: некий полицейский очень долгое время употреблял на поимку разбойника Чики, сподвижника Пугачёва, и немало вытребовал у начальства на этот предмет денег. Прочли и забыли. Но не все.

* * *

Шёл проливной дождь. Прохлюпав по грязи к домику станового, урядник спрыгнул с лошади, зацепил поводья за забор, отряхнулся, как собака. И вошёл в сени.

Из соседней комнаты доносился голос станового и щёлканье счётов.

— Сардины — шестьдесят, — щёлк, щёлк, — да сыр восемьдесят... Кто там?

Урядник почтительно кашлянул. Вышел становой, с жёлтыми усами, с припухшими глазами, в расстёгнутой тужурке.

— Что? Всё ли в порядке?

— Никак нет! Не в порядке! — ответил урядник и, оглянувшись вокруг, сделал шаг вперёд и заговорил шёпотом.

— Печенеги показались!

— Кто-о?

— Печенеги-с! Недалеко от деревни Сусловки калека Ерошка за лесом усмотрел. Несметные полчища и делают наезды.

— Н-ну!

— Так что необходимо переловить. Сгоним народ с двух деревень... Или даже, можно сказать, единичный случай храбрости... за вознаграждение.

— Гм... Печенеги... Печенеги — это как будто не того-с... Печенеги, братец ты мой, лет сто тому назад... при Иване Грозном царствовали... Конечно, закон природы неоспорим, но тем не менее... Сколько тебе нужно?

— Рублей двадцать пять, а там... на водку. Я бы обернулся.

— Ну, вот тебе семь гривен. Очень рад, что ты стараешься. Ты это уладь, уж я тебя не забуду. Печенеги... гм...

_{* * *}

Исправник винтил.

С прикупкой, с гвоздём, с двойными штрафами винтящимся, с хоронками и болваном.

Партнёрами были батюшка и акцизный чиновник.

На столике рядом с винтерами стояла водка и закуска.

Было просто и весело. Батюшка выпивал и закусывал, но совсем не по Гусеву-Оренбургскому. Не говорил «выпивахом», «идеже», «содеяхом» и прочие рыбьи слова, а просто, оборачиваясь к одному из партнёров по очереди, произносил: «За ваше драгоценное». И закусывал грибком.

Играли третий роббер.

Батюшка делал фальшивые ренонси, акцизный плевал через левое плечо, перевёртывал при сдаче колоду три раза, но выигрывал всё-таки исправно.

Акцизный дулся и уже приготовился очень зло съязвить, как вдруг через комнату лошадиным галопом промчалась в переднюю здоровая девка-горничная.

— Кто бы это мог быть так поздно?

Через несколько минут вошёл желтоусый становой, щурясь припухшими глазами.

— А-а! Прямо Бог послал. А мы-то тут маемся с болваном! Садитесь — честь и место. Берите карту: кому с кем играть?

Но лицо у станового было официальное, и к столу он повернулся боком.

— Виноват. После уж как-нибудь. Дела не веселят.

— Что такое? Присядьте, расскажите.

— Виноват, дело сугубой важности. Хотел бы конфиденциально.

— Мы люди свои, — сказал батюшка.

— А мне-то и рассказать некому, — обиделся акцизный. — Хоть бы и хотел, так некому.

— Ну, пойдёмте в кабинет, — встал хозяин. — Извините, господа, я сейчас вернусь.

Батюшка плюнул на щёточку и с ожесточением стал вытирать стол.

Исправник и становой пошли в кабинет.

— Большая неприятность, — говорил становой. — И так неожиданно. Если бы не моя расторопность, не знаю, что бы и было. Может быть, не только что, а и самой империи был бы конец.

— Да говори же толком, в чём штука!

— А штука в том, что около села Покошина объявился не кто иной, как сам Тушинский вор. Вот что-с!

— Тушинский вор? Кого же он обокрал?

— Да что вы, шутите, что ли? Тушинский вор! Знаменитая историческая личность! Выдаёт себя за Дмитрия и посягает на престол! Ходят целыми полчищами. Безобразие!

— Позвольте... Что-то припоминаю... Как будто где-то читал.

— Я уж выслал стражников, но этим ограничиваться нельзя.

— А как же население относится?

— Да что — население! Обалдели. Кричат: «Да здравствует наш царь Дмитрий Самозванец!» Прямо беда!

— Ах, они безобразники!

— Немедленно нужно вытребовать тысяч пятьдесят на подавление бунта и поимку злодея! Упустишь огонь — не потушишь!

Исправник посмотрел лукаво:

— В ваше распоряжение?

— Ну, разумеется. Не забудьте, ведь я первый открыл крамолу.

— Понимаю, понимаю...

Исправник улыбался и крутил ус.

— Великолепное дельце! Сегодня же напишу губернатору. Так, значит, Тушинский вор! Ах, он бесстыдник. Хе-хе! Ну, а теперь можно и повинтить.

_{* * *}

Поздно ночью, выпроводив гостей, исправник, надев туфли, тихо, на цыпочках пробрался в детскую.

Испуганная нянька подняла голову, но он цыкнул на неё, подошёл к столу старшего сына и стал рыться в учебниках.

— География... К черту! Ариф... К черту! А! Вот он, батюшка!

Схватил Иловайского* и побежал к себе в кабинет.

Долго перелистывал, крутил головой. Наконец, ткнул пальцем.

— Во! Это почище всякого Тушина. И менее, как тысяч на восемьдесят, тут не обернёшься. Аховое дельце! Струсят. Раскошелятся. А кто, скажут, открыл? Михаил Иваныч, исправник открыл. Хе!

Сел писать донесение.

Настало утро, а он всё ещё трещал пером.

«... донести Вашему Превосходительству... подстрекаемые неким Дмитрием Донским, не помнящим родства... и затеяли... злоумышляют свергнуть татарское иго, освещённое веками. Затевая устроить Мамаево побоище и прочие бесчинства... расшатать устои государства и вековой уклад...

...просит ассигновку на подавление преступного бунта и предотвращения Мамаева побоища, кое грозит целостности и процветанию родной страны и её ига...»

После завтрака донесение было переписано набело и отослано по назначению.

* Иловайский — автор учебника истории.

Впервые опубликовано: газета «Русское слово», 1909 г.